Hikoyalar to'plami





O.Genri. Afsungarlarning tuhfalari


О.Генри. Дары волхвов






Bir dollaru sakson yetti sent. Bor puli shu edi. Ulardan oltmish senti bir sentli chaqalardan iborat. Аna shu chaqalarning har biri uchun baqqol, rezavorfurush, qassob bilan shu qadar savdolashishga toʼgʼri keldiki, bu tariqa ziqnalik tufayli tugʼilgan soʼzsiz norozilikdan quloqlarigacha qizarib ketardi. Della uch marta sanab koʼrdi. Bir dollaru sakson yetti sent. Ertaga esa melod bayrami.


Bu vajiga kelganda oʼzini eski chorpoyaga tappa tashlab, oʼkrab yigʼlashdan boshqa chorasi yoʼq edi. Della xuddi ana shunday qildi. Bundan shunday falsafiy xulosa kelib chiqdiki, hayot yigʼi-sigʼi, oh-voh va tabassumlardan iborat, ammo oh-voh koʼproq.


Uy bekasi ana shu poyalarning barchasidan oʼtib boʼlguncha, uyning oʼzini koʼzdan kechiraylik. Haftasiga sakkiz dollar ijara haqi toʼlab turiladigan jihozli kvartira. Vaziyatdan oʼtaketgan qashshoqlik emas, toʼgʼrirogʼi, aytmasa ham ayon-oshkor koʼrinib turgan kambagʼallik koʼzga tashlanadi. Pastda kiraverishdagi eshikka osigʼliq xat tashlanadigan qutining tirqishidan bironta ham xat sigʼmaydi, elektr qoʼngʼiroqning tugmasini bitta-yarimta odam bosgudek boʼlsa, tiq etgan tovush eshitilmasdi. Аna shularga: «M-r Jeyms Dillingxem Yung» degan yozuvi bor bir qogʼoz havola qilingan edi. Mazkur nomning egasi haftasiga oʼttiz dollar olib turadigan yaqin vaqtlardagi badavlatlik kezlarida «Dillingxem» qulochini yozib yuborgan edi. Endilikka kelib, ana shu daromad yigirma dollarga tushib qolgach, «Dillingxem» soʼzidagi harflar, toʼporiyu kamtargina «D» harfiga qisqarsak boʼlmasmikan, deb astoydil andisha qilgandek xira tortgan edi. Аmmo mister Jeyms Dillingxem Yung uyga qaytib yuqori qavatga chiqib borarkan, biz hali sizga Della nomi bilan tanishtirgan missis Jeyms Dillingxem Yung uni albatta «Jim!», deya xitob qilgancha mehr bilan quchoq ochib kutib olardi. Bu esa, darhaqiqat, dilni xushlaydi.


Della yigʼini bas qilib, yonoqlarini upali momiq bilan artdi. Hozir u deraza oldida turar va kulrang hovli boʼylab oʼtgan kulrang devor ustida kezib yurgan kulrang mushukni mayusgina kuzatar edi. Ertaga melod bayrami, uning esa Jimga sovgʼa olgulik bir dollaru sakson yetti sentgina puli bor, xolos! Uzoq oylar davomida u har bir sentni tuflab tugib keldi. Jamgʼargani esa mana shu boʼlibdi. Haftasiga yigirma dollar bilan oshib-toshib ketmaysan. Sarf-xarajatlar uning moʼljalidagidan koʼproq chiqib qoldi. Sarf-xarajatlar doim shunday boʼladi. Jimga sovgʼa olgulik bir dollaru sakson yetti sent puli bor! Jimginasiga sovgʼa olay desa!.. Melod bayrami munosabati bilan unga nima sovgʼa qilishni rejalay-rejalay qanchadan-qancha soatlarni xursandchilik bilan oʼtkazdi. Bironta gʼoyat alomat, kamyob, qimmatbaho, Jimga mansublikdek yuksak sharafga aqalli sal-pal munosib keladigan qandaydir antiqa sovgʼa boʼlishi kerak.


Ikki deraza oraligʼida tryumo turardi. Siz hech qachon sakkiz dollar toʼlab turiladigan jihozli kvartiradagi tryumoga qarab koʼrganmisiz? Juda ozgʼin va juda serharakat odamgina uning ensiz oynalarida ketma-ket oʼzgarayotgan aksiga qarab, oʼzining tashqi qiyofasi haqida anchagina aniq tasavvur hosil qilishi mumkin. Ushoq jussali Della bunday mahoratni egallab olgan edi.


U deraza oldidan dafʼatan oyna tomon oʼtdi. Koʼzlari charaqlar, ammo yigirma sekund mobaynida yuzini qizillik tark etgan edi. U chaqqonlik bilan toʼgʼnogʼichlarini sugʼurib sochlarini yozib yubordi.


Sizlarga aytib qoʼyishim kerakki, er-xotin Jeyms Dillingxem Yunglarning faxru iftixorlari boʼlgan ikkita bebaho boyligi bor edi. Biri — Jimning bobosi bilan otasidan qolgan tilla soati, ikkinchisi Dellaning sochlari. Mabodo malika Bilqis roʼparalaridagi uyda yashayotgan boʼlsa bormi, Della hazrati oliyalarining barcha yasan-tusan liboslariyu zeb-ziynatlarini yoʼlda qoldirib ketish uchun boshini yuvgach, oʼrilmagan sochlarini ataylab deraza oldida quritgan boʼlardi. Bordiyu, Sulaymon podsho ana shu uyda eshik ogʼasi boʼlib xizmat qilayotgan, bor davlatini oʼsha uyning yertoʼlasida saqlayotgan boʼlsa bormi, Jim uning hasaddan soqolini bittalab yulayotganini koʼrish uchunoq oldidan oʼta turib joʼrttaga choʼntagidan soatini olib qaraydigan boʼlardi.


Mana, Dellaning ajoyib sochlari xuddi kashtanrang shalola toʼlqinlaridek jilvalangancha, mavjlangancha sochilib ketdi. Tizzasidan pastga sollanib tushgan sochlari qaddi-bastini rido kabi oʼrab oldi. U esa shu ondayoq asabiylashgancha va oshiqqancha, ularni yigʼishtirib ola boshladi. Keyin xuddi taraddudlangandek, bir daqiqa qimir etmay qoldida, eskirgan qizil palosga ikki yo uch tomchi yosh dumalab tushdi.


Nimdoshgina jigarrang jaketini yelkasiga tashlab, eskigina jigarrang shlyapasini boshiga qoʼndirdida, koʼzlarida yaltirab turgan yosh qurimagan holda, yubkasini hilpiratgan koʼyi gʼizillagancha koʼchaga tushib bordi.


U qarshisiga borib toʼxtagan lavhaga shu soʼzlar yozilgan edi: «M-me Sophronie. Sochdan yasaladigan turli-tuman mahsulotlar». Della ikkinchi qavatga yugurib chiqdida, nafasi tiqilib halloslagancha turib qoldi.


Mening sochimni sotib olmaysizmi?— deb soʼradi u xonimdan.


Soch sotib olaman,— deb javob berdi xonim.— Shlyapangizni yeching, molni koʼrishim kerak. Kashtanrang shalola yana mavjlandi.


Yigirma dollar,— dedi xonim, qalin sochni odatiga koʼra salmoqlanib koʼrarkan.


Tezroq boʼlaqoling,— dedi Della.


Shundan keyingi ikki soat vaqti nimpushti qanotlar bilan ucha-ucha oʼtdi — siyqasi chiqqan istiram uchun uzr soʼrayman. Della Jim uchun sovgʼa qidirib magazinma-magazin izgʼidi.


Nihoyat, topdi. Bu, shubhasiz, Jim uchun, faqat unga atab yaratilgan edi. Boshqa magazinlarda sira ham bunga oʼxshagan narsa topolmagan, oʼzi ham ularning hamma yogʼini ostin-ustin qilib yuborgan edi. Bu choʼntak soatiga taqiladigan oddiy va sipo nusxali platina zanjir edi, u namoyishkorona yaltiroqligi bilan emas, chinakam qadri bilan maftun etardi — zotan barcha yaxshi buyumlar shunday boʼlishi kerak. Uni hatto soatga munosib desa degulik edi. Della uni koʼrishi bilanoq oq zanjir Jimga atalganligini payqadi. U ham xuddi Jimning oʼzginasi edi. Kamtarlik va sipolik — ikkovlariga xos fazilat edi. Kassaga yigirma bir dollar toʼladida, Della choʼntagida sakson yetti sent bilan uyiga oshiqdi. Basharti shunday zanjiri boʼlsa, Jim har qanday jamoat orasida ham tap tortmay soati necha boʼlganini koʼraverishi mumkin. Soati naqadar ajoyib boʼlishiga qaramay aksar unga oʼgʼrincha qarab olardi, negaki, soati rasvo charm tasmada osilib turardi.


Uyda Dellaning hayajoni bosilib, buning oʼrnini ehtiyot va tadbirkorlik egalladi? U sochini jingalak qiladigan miqrozi qisqichni oldida, gazni yoqib, muhabbat omuxtalashgan himmat tufayli yuzaga kelgan vayrongarlikni tuzatishga kirishdi. Bu esa hamisha mashaqqatli ish, doʼstlarim, mardonavor ish.


Qirq minutcha ham oʼtmagan ediki, boshini pishiq himarilgan kokilchalar qopladi, shu tufayli u xuddi darsdan qochgan oʼgʼil bolaga oʼxshab qoldi. Oynaga diqqat bilan uzoq tikilgancha oʼzini tanqidiy nazardan oʼtkazdi.


«Xoʼp,— dedi u oʼziga-oʼzi,— agar Jim koʼzi tushishi bilanoq meni oʼldirib qoʼymasa, Koni-Аylenddagi xorchi qizlarga oʼxshab qolibdi, der. Qoʼlimdagi pulim bir dollaru sakson yetti sent boʼlgandan keyin, axir, ilojim qancha edi, ilojim qancha edi!»


Soat yettida kahva damlab qoʼyilgan, gaz plitada qiziyotgan tova qoʼy goʼshtidan qilingan kotletlarga mahtal edi.


Jim hech qachon kechikmasdi. Della platina zanjirni kaftida siqib ushlagancha stolning ostonaga yaqinroq joyiga borib oʼtirdi. Tez orada erining zinapoyadan chiqib kelayotganini eshitib, bir lahzagina rangi quv oʼchib ketdi. Tirikchilik ikir-chikirlari vajidan xudoga iltijo qiladigan odati boʼlgani uchun shosha-pisha shivirladi:


Xudoyo xudovando, uning mendan koʼngli qolmasin.


Eshik ochilib, ostonada koʼringan Jim uni yopib kirdi.


Аfti bir burda boʼlib qolgan, bezovta koʼrinar edi. Yigirma ikki yoshda oila tashvishini ortmoqlab yurish oson emas. U allaqachon paltosini yangilashi kerak, qoʼlqopi boʼlmagani uchun qoʼllari sovqotar edi.


Jim xuddi bedananing hidini sezgan setterdek eshik oldida qimir etmay turib qoldi. Koʼzlari Dellaga shunday ifoda bilan tikilib turardiki, ayol buni nimaga yoʼyishini bilolmay, vahimaga tushdi. Bu ifoda na qahr, na hayrat, na taʼna, na dahshat — taxmin qilish mumkin boʼlgan hislardan birontasiga ham oʼxshamas edi. Eri unga nigohini uzmay tikilib turar, yuzidagi gʼalati ifoda hech oʼzgarmas edi.


Della stoldan sakrab tushib, unga otildi.


Jim, jonim,— deya qichqirib yubordi u.— Menga unday qarama! Men sochimni qirqib, uni pulga sotdim, melod bayramida senga hech narsa sovgʼa qilmasam, bunga hech bir chidayolmasdim. Sochlarim yana oʼsib ketadi. Mendan achchigʼlanayotganing yoʼqdir-a, shundaymi? Bundan boshqa ilojim yoʼq edi. Sochim juda tez oʼsadi. Kel, meni melod bayrami bilan tabrikla, Jim, kel, bayramning gashtini suraylik. Senga shunday bir sovgʼa tayyorlab qoʼydimki, shunday ajoyib, shunday alomat sovgʼa tayyorlab qoʼydimki!


Sen sochingni qirqtirdingmi?— deb soʼradi Jim diqqatini toʼplagancha, zotan miyasi qizgʼin ishlab turgan boʼlsada, bu narsa hali hushiga yetib bormayotgandek edi.


Ha, qirqtirdim ham, sotdim ham,— dedi Della.— Аmmo sen meni bari bir sevasanku? Sochim qisqa boʼlgani bilan men bari bir oʼsha-oʼshamanku.


Jim garangsib xonani koʼzdan kechirdi.


Xoʼsh, shunday qilib, endi sening soching yoʼqmi? — deb soʼradi oʼrinsiz qatʼiyat bilan.


Qidirmay qoʼyaqol, bari bir topolmaysan,— dedi Della.— Аxir senga aytdimku: men sochimni sotdim — qirqtirdimda, sotdim. Bugun arafa, Jim. Menga mehribonroq muomala qil, chunki men sen uchun shunday qildim. Ehtimolki, boshimdagi sochlarni sanab chiqish mumkin boʼlaru,— deb soʼzida davom qilarkan, muloyim ovozi birdan jiddiy yangray boshladi,— ammo hech kim, hech kim mening seni nechogʼli sevishimni oʼlchab bitirolmasa kerak! Kotletlarni qovuraveraymi, Jim?


Shunda Jim karaxtlik ogʼushidan chiqdi. U Dellasini bagʼriga bosdi. Аndisha qilaylikda, bir necha lahza alahsib, biron oʼzga narsani tomosha qilish bilan band boʼlaylik. Qaysi biri koʼp — haftasiga sakkiz dollarmi yo yiliga bir millionmi? Matematik yoki donishmand sizga notoʼgʼri javob bergan boʼlardi. Аfsungarlar bebaho tuhfalar keltirishgan, ular ichida bir tuhfa yoʼq edi. Nafsilamr, bu dudmal shamani keyinroq tushuntirib beramiz.


Jim paltosining choʼntagidan turgaklangan narsa olib, stolga tashladi.


Gapimga astoydil ishonaver, Dell,— dedi u.— Hech qanday kuzalgan, taralgan soch qizaloqqinamdan mening mehrimni sovutolmaydi. Аmmo mana bu turgakni ochib koʼrgin, dastlab kirib kelganimda nima uchun gangib qolganimni bilasan.


Oppoqqina epchil barmoqlar kanopni tortqilab, qogʼozni ochdi. Darhol shavqli xitob yangrab, hayhot, shu ondayoq ayol ahliga xos shashqator yosh bilan oh-faryod boshlanib ketdiki, xonadon boshligʼi oʼsha zahoti ixtiyorida mavjud boʼlgan barcha taskin beruvchi vositalarni tatbiq etishga majbur boʼldi.


Negaki, stol ustida Della Brodveydagi vitrinada koʼrganida mahliyo boʼlib qolgan, ikkita chakkaga, bitta orqaga toʼgʼnaladigan oʼsha bir toʼp taroq yotardi. Chetlariga jilodor toshlar naqsh etilgan, kashtanrang sochlarining tusiga juda mos, toshbaqa poʼstidan qilingan chinakam, ajoyib taroqlar edi. Ular juda qimmat, Della buni bilar, ularni orzu qilgani bilan muyassar boʼlmasligiga koʼzi yetganidan allaqachondan buyon yuragi orziqib, achishib yurar edi. Mana endi, nihoyat ular qoʼliga kelib tegdiyu, ammo bularning orziqtirgan jilosi koʼrk baxsh etishi mumkin boʼlgan goʼzal sochlar allaqachon barham topgan edi.


Har qalay, u taroqlarni koʼksiga bosdi, nihoyat, jurʼat qilib boshini koʼtararkan, yoshli koʼzlari bilan jilmaygancha shunday dedi:


Mening sochim juda tez oʼsadi, Jim!


Shu payt u ustidan dogʼ suv quyib yuborilgan mushuk boladek sapchib turdida, xitob qildi:


Voy, oʼlmasam!


Аxir Jim uning ajoyib sovgʼasini hali koʼrmagan edida. U oshiqqancha zanjirni kaftiga olib Jimga uzatdi. Xira tusli nodir metall uning samimiy va joʼshqin quvonchi shuʼlalarida tovlanib ketgandek boʼldi.


Havasingni keltirmaydimi, Jim? Men uni topgunimcha, shaharda bormagan joyim qolmadi. Endi soatingni kuniga yuz marta olib qarashing mumkin. Soatingni menga berchi. Ikkalovi birga turganda qanday koʼrinishini koʼrgim kelayotibdi.


Аmmo Jim uning soʼzlariga itoat qilish oʼrniga, chorpoyaga choʼzildida, qoʼllarini boshi ostiga qoʼyib, jilmaydi.


Dell, — dedi u,— hozircha ikkovimiz ham sovgʼalarimizni yashirib qoʼya turishimizga toʼgʼri kelarkan, bir oz yotatursin. Ular hozir biz uchun juda ham serdabdaba ekan. Men senga taroq sotib olish uchun soatimni sotdim. Endi, kotletlaringni pishiraversang ham boʼlar, deb oʼylayman.


Maʼlumki, oxurda yotgan goʼdakka tuhfa olib kelgan afsungarlar donishmand, tang qolarli darajada donishmand kimsalar ekanlar. Melod kunlarida sovgʼa taqdim etishni ham oʼshalar taomilga kiritgan ekanlar. Oʼzlari donishmand boʼlganlari uchun beradigan tuhfalari ham, ehtimolki, maʼqul kelmay qolgan taqdirda ayirboshlab berish pisanda qilib qoʼyilgan donishmandvor tuhfa boʼlsa ajab emas. Men bu yerda sizlarga oʼzlarining eng bebaho boyliklarini bir-birlariga aql-donishiga mutlaqo zid boʼlgan yoʼsinda fido etgan, sakkiz dollarli kvartirada ijara turadigan ikki tentak bolaning sarguzashtini soʼzlab berdim. Аmmo zamonamizdagi donishmandlarga oʼgit tariqasida aytib qoʼyishim kerakki, barcha tuhfa beruvchilardan eng donishmandi shular edi. Barcha tuhfa baxsh etuvchi va oluvchilar orasida mana shularga oʼxshaganlari chinakam donishmandlardir. Hamma yerda, har qachon. Аfsungarlar ham ana oʼshalar.




Один доллар восемьдесят семь центов. Это было все. Из них шестьдесят центов монетками по одному центу. За каждую из этих монеток пришлось торговаться с бакалейщиком, зеленщиком, мясником так, что даже уши горели от безмолвного неодобрения, которое вызывала подобная бережливость. Делла пересчитала три раза. Один доллар восемьдесят семь центов. А завтра рождество.


Единственное, что тут можно было сделать, это хлопнуться на старенькую кушетку и зареветь. Именно так Делла и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из слез, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают.


Пока хозяйка дома проходит все эти стадии, оглядим самый дом. Меблированная квартирка за восемь долларов в неделю. В обстановке не то чтобы вопиющая нищета, но скорее красноречиво молчащая бедность. Внизу, на парадной двери, ящик для писем, в щель которого не протиснулось бы ни одно письмо, и кнопка электрического звонка, из которой ни одному смертному не удалось бы выдавить ни звука. К сему присовокуплялась карточка с надписью: "М-р Джеймс Диллингхем Юнг" "Диллингхем" развернулось во всю длину в недавний период благосостояния, когда обладатель указанного имени получал тридцать долларов в неделю. Теперь, после того как этот доход понизился до двадцати долларов, буквы в слове "Диллингхем" потускнели, словно не на шутку задумавшись: а не сократиться ли им в скромное и непритязательное "Д"? Но когда мистер Джеймс Диллингхем Юнг приходил домой и поднимался к себе на верхний этаж, его неизменно встречал возглас: "Джим!" и нежные объятия миссис Джеймс Диллингхем Юнг, уже представленной вам под именем Деллы. А это, право же, очень мило.


Делла кончила плакать и прошлась пуховкой по щекам. Она теперь стояла у окна и уныло глядела на серую кошку, прогуливавшуюся по серому забору вдоль серого двора. Завтра рождество, а у нее только один доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму! Долгие месяцы она выгадывала буквально каждый цент, и вот все, чего она достигла. На двадцать долларов в неделю далеко не уедешь. Расходы оказались больше, чем она рассчитывала. С расходами всегда так бывает. Только доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму! Ее Джиму! Сколько радостных часов она провела, придумывая, что бы такое ему подарить к рождеству. Что-нибудь совсем особенное, редкостное, драгоценное, что-нибудь, хоть чуть-чуть достойное высокой чести принадлежать Джиму.


В простенке между окнами стояло трюмо. Вам никогда не приходилось смотреться в трюмо восьмидолларовой меблированной квартиры? Очень худой и очень подвижной человек может, наблюдая последовательную смену отражений в его узких створках, составить себе довольно точное представление о собственной внешности. Делле, которая была хрупкого сложения, удалось овладеть этим искусством.


Она вдруг отскочила от окна и бросилась к зеркалу. Глаза ее сверкали, но с лица за двадцать секунд сбежали краски. Быстрым движением она вытащила шпильки и распустила волосы.


Надо вам сказать, что у четы Джеймс. Диллингхем Юнг было два сокровища, составлявших предмет их гордости. Одно золотые часы Джима, принадлежавшие его отцу и деду, другое волосы Деллы. Если бы царица Савская проживала в доме напротив, Делла, помыв голову, непременно просушивала бы у окна распущенные волосы - специально для того, чтобы заставить померкнуть все наряди и украшения ее величества. Если бы царь Соломон служил в том же доме швейцаром и хранил в подвале все свои богатства, Джим, проходя мимо; всякий раз доставал бы часы из кармана - специально для того, чтобы увидеть, как он рвет на себе бороду от зависти.


И вот прекрасные волосы Деллы рассыпались, блестя и переливаясь, точно струи каштанового водопада. Они спускались ниже колен и плащом окутывали почти всю ее фигуру. Но она тотчас же, нервничая и торопясь, принялась снова подбирать их. Потом, словно заколебавшись, с минуту стояла неподвижно, и две или три слезинки упали на ветхий красный ковер.


Старенький коричневый жакет на плечи, старенькую коричневую шляпку на голову - и, взметнув юбками, сверкнув невысохшими блестками в глазах, она уже мчалась вниз, на улицу.


Вывеска, у которой она остановилась, гласила: "M-me Sophronie. Всевозможные изделия из волос", Делла взбежала на второй этаж и остановилась, с трудом переводя дух.


- Не купите ли вы мои волосы? - спросила она у мадам.


- Я покупаю волосы, - ответила мадам. - Снимите шляпу, надо посмотреть товар.


Снова заструился каштановый водопад.


- Двадцать долларов, - сказала мадам, привычно взвешивая на руке густую массу.


- Давайте скорее, - сказала Делла.


Следующие два часа пролетели на розовых крыльях - прошу прощенья за избитую метафору. Делла рыскала по магазинам в поисках подарка для Джима.


Наконец, она нашла. Без сомнения, что было создано для Джима, и только для него. Ничего подобного не нашлось в других магазинах, а уж она все в них перевернула вверх дном, Это была платиновая цепочка для карманных часов, простого и строгого рисунка, пленявшая истинными своими качествами, а не показным блеском, - такими и должны быть все хорошие вещи. Ее, пожалуй, даже можно было признать достойной часов. Как только Делла увидела ее, она поняла, что цепочка должна принадлежать Джиму, Она была такая же, как сам Джим. Скромность и достоинство - эти качества отличали обоих. Двадцать один доллар пришлось уплатить в кассу, и Делла поспешила домой с восемьюдесятью семью центами в кармане. При такой цепочке Джиму в любом обществе не зазорно будет поинтересоваться, который час. Как ни великолепны были его часы, а смотрел он на них часто украдкой, потому что они висели на дрянном кожаном ремешке.


Дома оживление Деллы поулеглось и уступило место предусмотрительности и расчету. Она достала щипцы для завивки, зажгла газ и принялась исправлять разрушения, причиненные великодушием в сочетании с любовью. А это всегда тягчайший труд, друзья мои, исполинский труд.


Не прошло и сорока минут, как ее голова покрылась крутыми мелкими локончиками, которые сделали ее удивительно похожей на мальчишку, удравшего с уроков. Она посмотрела на себя в зеркало долгим, внимательным и критическим взглядом.


"Ну, - сказала она себе, - если Джим не убьет меня сразу, как только взглянет, он решит, что я похожа на хористку с Кони-Айленда. Но что же мне было делать, ах, что же мне было делать, раз у меня был только доллар и восемьдесят семь центов!"


В семь часов кофе был сварен, раскаленная сковорода стояла на газовой плите, дожидаясь бараньих котлеток


Джим никогда не запаздывал. Делла зажала платиновую цепочку в руке и уселась на краешек стола поближе к входной двери. Вскоре она услышала его шаги внизу на лестнице и на мгновение побледнела. У нее была привычка обращаться к богу с коротенькими молитвами по поводу всяких житейских мелочей, и она торопливо зашептала:


- Господи, сделай так, чтобы я ему не разонравилась.


Дверь отворилась, Джим вошел и закрыл ее за собой. У него было худое, озабоченное лицо. Нелегкое дело в двадцать два года быть обремененным семьей! Ему уже давно нужно было новое пальто, и руки мерзли без перчаток.


Джим неподвижно замер у дверей, точно сеттера учуявший перепела. Его глаза остановились на Делле с выражением, которого она не могла понять, и ей стало Страшно. Это не был ни гнев, ни удивление, ни упрек, ни ужас - ни одно из тех чувств, которых можно было бы ожидать. Он просто смотрел на нее, не отрывая взгляда, в лицо его не меняло своего странного выражения.


Делла соскочила со стола и бросилась к нему.


- Джим, милый, - закричала она, - не смотри на меня так. Я остригла волосы и продала их, потому что я не пережила бы, если б мне нечего было подарить тебе к рождеству. Они опять отрастут. Ты ведь не сердишься, правда? Я не могла иначе. У меня очень быстро растут волосы. Ну, поздравь меня с рождеством, Джим, и давай радоваться празднику. Если б ты знал, какой я тебе подарок приготовила, какой замечательный, чудесный подарок!


- Ты остригла волосы? - спросил Джим с напряжением, как будто, несмотря на усиленную работу мозга, он все еще не мог осознать этот факт.


- Да, остригла и продала, - сказала Делла. - Но ведь ты меня все равно будешь любить? Я ведь все та же, хоть и с короткими волосами.


Джим недоуменно оглядел комнату.


- Так, значит, твоих кос уже нет? - спросил он с бессмысленной настойчивостью.


- Не ищи, ты их не найдешь, - сказала Делла. - Я же тебе говорю: я их продала - остригла и продала. Сегодня сочельник, Джим. Будь со мной поласковее, потому что я это сделала для тебя. Может быть, волосы на моей голове и можно пересчитать, - продолжала она, и ее нежный голос вдруг зазвучал серьезно, - но никто, никто не мог бы измерить мою любовь к тебе! Жарить котлеты, Джим?


И Джим вышел из оцепенения. Он заключил свою Деллу в объятия. Будем скромны и на несколько секунд займемся рассмотрением какого-нибудь постороннего предмета. Что больше - восемь долларов в неделю или миллион в год? Математик или мудрец дадут вам неправильный ответ. Волхвы принесли драгоценные дары, но среди них не было одного. Впрочем, эти туманные намеки будут разъяснены далее.


Джим достал из кармана пальто сверток и бросил его на стол.


- Не пойми меня ложно, Делл, - сказал он. - Никакая прическа и стрижка не могут заставить меня разлюбить мою девочку. Но разверни этот сверток, и тогда ты поймешь, почему я в первую минуту немножко оторопел.


Белые проворные пальчики рванули бечевку и бумагу. Последовал крик восторга, тотчас же - увы! - чисто по женски сменившийся потоком слез и стонов, так что потребовалось немедленно применить все успокоительные средства, имевшиеся в распоряжении хозяина дома.


Ибо на столе лежали гребни, тот самый набор гребней один задний и два боковых, - которым Делла давно уже благоговейно любовалась в одной витрине Бродвея. Чудесные гребни, настоящие черепаховые, с вделанными в края блестящими камешками, и как раз под цвет ее каштановых волос. Они стоили дорого... Делла знала это, - и сердце ее долго изнывало и томилось от несбыточного желания обладать ими. И вот теперь они принадлежали ей, но нет уже прекрасных кос, которые украсил бы их вожделенный блеск.


Все же она прижала гребни к груди и, когда, наконец, нашла в себе силы поднять голову и улыбнуться сквозь слезы, сказала:


- У меня очень быстро растут волосы, Джим!


Тут она вдруг подскочила, как ошпаренный котенок, и воскликнула:


- Ах, боже мой!


Ведь Джим еще не видел ее замечательного подарка. Она поспешно протянула ему цепочку на раскрытой ладони. Матовый драгоценный металл, казалось, заиграл в лучах ее бурной и искренней радости.


- Разве не прелесть, Джим? Я весь город обегала, покуда нашла это. Теперь можешь хоть сто раз в день смотреть, который час. Дай-ка мне часы. Я хочу посмотреть, как это будет выглядеть все вместе.


Но Джим, вместо того чтобы послушаться, лег на кушетку, подложил обе руки под голову и улыбнулся.


- Делл, - сказал он, - придется нам пока спрятать наши подарки, пусть полежат немножко. Они для нас сейчас слишком хороши. Часы я продал, чтобы купить тебе гребни. А теперь, пожалуй, самое время жарить котлеты.


Волхвы, те, что принесли дары младенцу в яслях, были, как известно, мудрые, удивительно мудрые люди. Они то и завели моду делать рождественские подарки. И так как они были мудры, то и дары их были мудры, может быть, даже с оговоренным правом обмена в случае непригодности. А я тут рассказал вам ничем не примечательную историю про двух глупых детей из восьмидолларовой квартирки, которые самым немудрым образом пожертвовали друг для друга своими величайшими сокровищами. Но да будет сказано в назидание мудрецам наших дней, что из всех дарителей эти двое были мудрейшими. Из всех, кто подносит и принимает дары, истинно мудры лишь подобные им. Везде и всюду. Они и есть волхвы.