Оглавление

Глава 22. Субъективный аспект кризиса в науке

В конце девятнадцатого века произошел кризис в науке, и многие ученые утратили веру в правильность существующих научных теорий. Среди научного мира распространились сомнения относительно соответствие между содержанием природы и содержанием представлений о природе. В чем заключается выход из научного кризиса? В возвращении веры в правильность теорий. Роль В.И.Ленина заключалась в том, что он убедил ученых восстановить веру в правильность научных теорий. Ленин добился исчезновения сомнений, вызвавших кризис.

В 1661 году Пьер Ферма ввел в свое исследование теоретический принцип: луч света двигается по той траектории, прохождение по которой займет наименьшее время. Этот принцип, выведенный из мышления, привел к значительному упрощению формул, описывающих оптические явления. У многих физиков принцип Ферма вызывал сильные сомнения — у луча света нет разума и он не может рассчитать траекторию, чтобы затратить минимальное время. Ферма ввел в теорию принцип, подготовивший научный кризис (кризис проявляется в сомнениях, а теория Ферма вызвала поток сомнений).

Некоторые современные естествоиспытатели предполагают, что описание световых лучей, сделанное Исааком Ньютоном, указывает на наличие разума у световых лучей — они способны вычислять расстояние до зеркальной поверхности и отталкиваться от мнимой линии, находящей на некотором расстоянии от реальной зеркальной поверхности, и расстояние между мнимым и реальным приблизительно равняется длине волны, умноженной на 1000.

Некоторые современные естествоиспытатели подталкивают науку к кризису, высказывая сомнительное мнение о наличии разума у светового луча.

Биографы великого математика К. Гаусса уже после его смерти отыскали в черновиках подробные разработки неэвклидовой геометрии, а с ними признание ученого, что он не хочет рисковать обнародованием новой теории пространства потому, что опасается возражения со стороны плохо образованных критиков. Гаусс был предусмотрительным человеком, и он скрыл то, что могло вызвать сомнения и спровоцировать кризис в науке. Н.И.Лобачевский оказался неосмотрительным, и он поставил науку в опасное предкризисное положение.

При разработке периодической системы химических элементов, Д.И.Менделеев подверг сомнению экспериментально установленный атомный вес бериллия, равного 14. В то время считалось, что бериллий и азот имеет один и тот же атомный вес, но это противоречило таблице Менделеева. Сомнения Менделеева завершились тем, что он переделал вес бериллия с 14 на 9 атомных единиц, и засунул бериллий в клеточку для химического элемента с весом 9. Сомнения сделали Менделеева основоположником кризиса в науке.

А.И.Герцен: «Скептицизм есть противодействие, вызываемое полузаконной догматикой философии; он невозможен там, где невозможны мысли, принятые на авторитет. Но до тех пор, пока в науку будут врываться готовые истины, принятие которых ничем не оправдано, …до тех пор время от времени злой и резкий скептицизм будет поднимать свою голову Секста-Эмпирика или Юма и убивать своей иронией, своей негацией всю науку за то, что она не вся наука. Сомнение — вечно припаянный элемент ко всем моментам развивающегося наукообразного мышления; сомнение мы встречаем вместе с наукой в Греции и последовательно будем встречаться с ним при всякой попытке философского догматизма; оно провожает науку через все века»(«Письма об изучении природы»). Герцен тоже приложил свою руку к возникновению научного кризиса.

«Люди глубокие — скептики по натуре; но скептицизм таких людей есть признак души, жаждущей знания, а не холодного отрицания. Чем больше любит человек истину, тем внимательнее ее исследует, тем осторожнее ее принимает. Он верит в достоинство истины, верит в непреложность ее существования, но он не верит на слово людям, занимающимся исследованием истины, ибо знает, что человек и истина — не одно и то же; но он не верит и самому себе, ибо знает, что его может обманывать и привычка, и непосредственность, и чувство, и его собственный ум. Скептицизм таких людей не отрицает истины, а отрицает только то, что людьми может быть примешено ложного к истине»(Виссарион Григорьевич Белинский). Недоверие к результату познания — мощнейший удар по науке, опрокидывающий ее в кризис.

«В науках вера есть заблуждение, а скептицизм — движение вперед», «Как бы ни была хороша теория…ее разрушать — это превосходная вещь…факт разрушает теорию… Это — открытие, это, как говорят, революция, ибо наука революционна и не движется путем последовательных добавлений, как об этом мнят». Эти слова, расхваливающие скептицизм и написанные Клодом Бернаром в середине девятнадцатого века, знаменуют собой ловчую яму, в которою свалилась наука в конце девятнадцатого века.

Фридрих Энгельс требовал от ученых проводить тщательные эксперименты, для подтверждения или опровержения теоретических построений: «Учение о гальванизме, а за ним и учение о магнетизме и электричестве может получить твердую почву только посредством скрупулезной генеральной ревизии всех перешедших по наследству недостаточно проверенных опытов»(«Диалектика природы»). В душе Энгельса имелись сомнения по поводу правильности учения об электричестве и магнетизме, и для устранения сомнений был поставлен вопрос о проведении ревизии. Сомнения Энгельса пододвинули науку к краю пропасти, к той пропасти, которую Ленин назвал кризисом в науке.

Энгельс одобрительно отзывался о сомнениях: «Великие люди, которые во Франции просвещали… выступали крайне революционно. Религия, понимание природы, государственный строй — все необходимо подвергнуть самой беспощадной критике, все должно было предстать перед судом интеллекта и либо оправдать свое существование, либо отказать в существовании»(Ф.Энгельс, Сочинения, т.20, с.16).

Карл Маркс в книге «Капитал» сообщил, что человеческое мышление создает фикции в сфере использования денег и промышленного использования ресурсов. Фикции вызывают сомнительное отношение к себе, и Карл Маркс, сеющий сомнения по поводу нескольких политэкономических теорий, ранее распространенных в экономической науке, создал условия для возникновения кризиса в науке. От сомнения до кризиса — один шаг.

Кризис состоит в отступлении физиков от прямого, решительного и бесповоротного признания объективности физических теорий — так объяснял возникновение кризиса в науке В.И.Ленин на странице 324 книги «Материализм и эмпириокритицизм».

«Шатание мысли в вопросе об объективности физики — в этом суть модного "физического" идеализма»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.325).

Когда нет сомнений в объективности физики, химии, других наук, тогда есть материалистическое понимание наук и нет кризиса в науке. Требование изгонять сомнения по поводу химических, физических, экономических теорий — в этом суть ленинского материализма, суть преодоления кризиса в науке.

«Уклон в сторону реакционной философии, обнаружившийся у одной школы естествоиспытателей в одной отрасли естествознания, есть временный зигзаг, преходящий болезненный период в истории науки, болезнь роста, вызванная больше всего крутой ломкой старых установившихся понятий»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т. 18, с. 323).

Временный зигзаг должен окончиться, и естествоиспытатели вернутся к прежнему отношению к теориям — лицезреть в теориях реальное познание материального мира (с.271), быть убежденными в том, что естественнонаучные теории являются снимком, калькой, приблизительной копией с объективной реальности (с.281).

В восемнадцатом веке Ньютон создал корпускулярную теорию света, а Гюйгенс и Френель — волновую теорию света. Каждая теория объясняла все известные оптические явления. Естествоиспытатели могли выбрать для своего использования ту или иную теорию на основе простоты математических операций или на основе эстетических предпочтений. Или на основе понятности, или на основе осмысленности. В конце девятнадцатого века и в начале двадцатого века положение изменилось. Это произошло в тот период времени, который В.И.Ленин назвал научным кризисом. Каждый конкретный естествоиспытатель был вынужден приписывать свету корпускулярные свойства при объяснении одних экспериментальных явлений, и приписывать волновые свойства при объяснении других экспериментальных явлений. По понедельникам, средам и пятницам свет состоял из твердых весомых частиц, а по вторникам, четвергам и субботам свет состоял из невесомых волн. Имелись немногочисленные исключения, например, эффект Доплера, когда можно было одновременно применить оба представления о свете. Естествоиспытатели были вынуждены прибегать к искусственным ухищрениям, чтобы объяснить применение то одной теории, то другой теории. Герман Гельмгольц решил не изворачиваться и дал простодушную формулировку: физики применяют условные символы. Когда Гельмгольц произносил слова «условный символ», то Гельмгольц вкладывал в них смысл, близкий к смыслу слов Маха о необходимости неукоснительного разграничения инструмента мышления и цели (объекта) научного познания, совпадающий со смыслом слов Энгельса о недопустимости ставить на голову реальные отношения.

Ленин приступил к борьбе против Гельмгольца. Ленин доказывал, что Гельмгольц вносил совершенно ненужный элемент агностицизма и недоверия.

Гельмгольц сеял сомнения, и этим заложил кризисную мину под науку.

В 1920-х годах Паули и Ферми разработали закон, утверждающий, что при нагревании твердых веществ происходит энергетическое возбуждение атомов кристаллической решетки, свою энергию атомы передают электронам, при этом получаемая электронами энергия имеет относительно небольшую величину, и общая энергия электронов увеличивается незначительно. Этот закон должен был объяснить низкую теплоемкость алмаза, графита, бора, кремния, отличающую их от других веществ, имеющих высокую теплоемкость. Паули и Ферми заявляли: незначительное изменение средней энергии атомов алмаза, графита, бора, кремния при воздействии значительного количества тепла объясняет малую теплоемкость электронов. Однако это заявление выглядит весьма и весьма странно — если происходит ничтожное изменение атомарной энергии при подводе значительного тепла, то это означает гигантскую теплоемкость атомов и электронов, а вовсе не малую теплоемкость. Объяснение Паули и Ферми вызывает сомнение, и поэтому науке угрожает новая волна кризиса.

Материалист В.Н.Игнатович иногда произносит фразы, вызывающие недоумение и сомнение. Вот фраза из книги «Введение в диалектико-материалистическое естествознание»: «Изменение энтропии при удалении непроницаемой перегородки, разделяющей тождественные газы, равно нулю не потому, что после удаления перегородки «ничего не происходит» [610, с.3], и не потому, что в этом случае «конечное состояние системы макроскопически ничем не отличается от начального» [530, с.138], а потому, что нулевое значение изменения энтропии следует из соответствующих формул».

По мнению Игнатовича, природа находится в зависимости от человеческих формул, и формулы указывают природе, какие процессы должны в ней происходить. Мнение Игнатовича порождает сомнение, что расшатывает науку и грозит ввергнуть ее в кризис.

Философы создают философские теории, и в них включают идеи, не вытекающие из исследуемых природных явлений. Первым такую закономерность обнаружил Френсис Бэкон. Каждая философская система, по Ф.Бэкону, это сыгранная перед людьми театральная драматическая постановка. Сколько было создано в истории философских систем, столько было поставлено театральных постановок, изображающих вымышленные, искусственные миры. Люди же это театральное действо принимали «за чистую монету», считали необходимым брать пример с него, и идеи, навеянные с театральной сцены, использовали в качестве руководящих правил для своей жизни.

Френсис Бэкон убеждал людей в лживости философских систем, сеял сомнение и недоверие, и этим подготавливал кризис в науке.

В четырнадцатой главе «Потопление фактов в море измышлений» приводились высказывания Маркса, Энгельса, Клейнпетера, Богданова, из которых следует, что попытка создать объяснение (или самостоятельное понятие) обречена на неудачу — спекулятивные размышления приводят к произвольности и к противоречивым антиномиям, и поэтому бесполезно мысленными усилиями создавать объяснения; спекулятивный естествоиспытатель в своем уме создает фантастические причины и им дает название действительных причин, хотя на самом деле нафантазированное не является изображением действительности. В книге «Святое семейство» Маркс и Энгельс привели убедительные аргументы, согласно которым умственные усилия, направленные на выработку в уме объяснений, указывающих на причины природных явлений, являются напрасной тратой времени.

Исходя из написанного в книге «Святое семейство», можно сделать вывод, что все более-менее абстрактные научные понятия являются произвольными. Книга «Святое семейство» являлась одной из причин, вызвавших научный кризис в конце девятнадцатого века.

Чтобы наука была объективной, необходимо убедить ученых, что производимые ими практические и теоретические исследования имеют объективный характер.

По мнению Ленина, ученые должны делать научные открытия таким образом, чтобы при этом не возникало мнение об ошибочности теорий, существовавших в науке до совершения научных открытий. Такой способ совершения научных открытий не будет возбуждать сомнений относительно знаний, имевшихся в предшествующую историческую эпоху.

Мнение Ленина не было известно Марксу, и он сделал научное открытие, разрушившее прежде существовавшие политэкономические теории. Карл Маркс собрал теоретические доказательства того, что предшествующие политэкономические теории были во многом ошибочными.

Ученые разделяются на две группы. К одной группе принадлежат ученые, старающиеся вывести науку из кризиса (одна из причин которой заключалась в крутой ломке старых установившихся понятий). Эти ученые заявляют о правильности имеющихся в науке понятий, и убеждают в отсутствии оснований сомневаться в теориях — физических, химических, астрономических, геологических, биологических. К другой группе относятся ученые, не стремящиеся вывести науку из кризиса. Такие ученые характеризуются заявлениями об ошибочности некоторых теорий (физических теорий, или химических теорий, или астрономических теорий, или геологических теорий, или биологических теорий). Старые установившиеся понятия имели в себе ошибки (ошибки имели в себе даже те понятия, которые прошли сквозь горнило практического критерия истинности), и обнаружение многочисленных ошибок привело к крутой ломке проверенных устоявшихся понятий — так рассуждали ученые, не стремящиеся вывести науку из кризиса. Такие наивные, нефилософские, противоречащие правильному пониманию соотношению между абсолютной истиной и относительной истиной, рассуждения препятствовали выводу науки из кризиса.

Ко второй группе ученых Ленин адресовал обвинения в идеализме, субъективизме, солипсизме, незнании диалектического соотношения между абсолютным и относительным, и таким образом производилось клеймение позором. Клеймение позором использовалось В.И.Лениным для вывода науки из кризиса.

В начале пятой главы книги «Материализм и эмпириокритицизм» В.И. Ленин указал цель своей философской книги: «Разбирая вопрос о связи одной школы новейших физиков с возрождением философского идеализма, мы далеки от мысли касаться специальных учений физики. Нас интересуют исключительно гносеологические выводы из некоторых определенных положений и общеизвестных открытий».

Философский идеализм сделал гносеологические выводы, и один из выводов состоял в том, что до кризиса в науке картина мира (т.е. совокупность естественнонаучных теорий) принималась за объективную реальность («…в философском отношении суть «кризиса современной физики» состоит в том, что старая физика видела в своих теориях реальное познание материального мира…» — В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.271), а в разгар кризиса произошла переоценка ценностей, сотворилось перевертывание; широко распространилось осознание того, что имеется разногласие между картиной мира и объективной реальностью. Разногласие между картиной мира и реальностью подразумевал Фридрих Энгельс, когда говорил о переворачивающем эффекте механической теории теплоты, продемонстрировавшей расхождение между теплородной теорией и объективной реальностью. Поскольку Иммануил Кант издавна известен своими высказываниями о расхождении картины мира и объективной реальности, то учение этого знаменитого философа получило поддержку многих естествоиспытателей в период научного кризиса. В.И.Ленин совершенно правильно указал на то, что общеизвестные открытия привели к гносеологическим выводам, сходными с выводами, имеющимся в философии Иммануила Канта, и в переходе многих естествоиспытателей на позиции кантианства состоит возрождение философского идеализма.

 В.И.Ленин: «…скептики, называются ли они юмистами или кантианцами (или махистами, в XX веке), кричат против «догматики» и материализма и идеализма…»(«Материализм и эмпириокритицизм»). Вероятно, под догматизмом скептики подразумевали отождествление картины мира и реального мира.

Философский идеализм требует не отождествлять картину мира и реальный мир. Однако требование философского идеализма порождает сомнения в правильности химических, физических, астрономических, геологических, биологических теорий, и через это продлевает кризис в науке. Придание кризису науки перманентного характера противоречит интересам В.И.Ленина.

«Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями, разыскивать интересы тех или иных классов»(В. И. Ленин, ПСС, т. 23, с. 47).

Геннадий Георгиевич Майоров в 1979 году издал книгу «Формирование средневековой философии», в которой дал оценку сомнениям, исходя из требования В.И.Ленина за каждой идеологической фразой разыскивать интересы тех или иных классов.

«Августин пленяется выступающей на поверхность несокрушимой твердостью истины, бытие которой представляется ему теперь не только не зависящим от существования человеческой субъективности или даже от существования предметного мира, но в каком-то смысле превышающем самые законы логики. Не истина зависит от логики, а логика — от истины. Истина понимается как субстанция логических законов, в которой они имеют свое независимое от предметного мира бытие… Вот почему Августин ревностно сражался со скептиками на протяжении всей своей жизни. Античный скептицизм был для него не только преградой, «стоящей на пути входящих в философию», не только бесплодной теоретической позицией, но и, более того, идеологической угрозой, вызовом религиозно-теологическому догматизму и авторитаризму. Никакая авторитарная идеология не терпит скептицизма. Сомнение — позиция не созидающая, а разрушающая, подрывная. Историческая миссия скептицизма всегда состоит в том, чтобы дискредитировать упрочившуюся систему верований и убеждений, подорвать изнутри господствующую идеологию, а затем своевременно сойти со сцены, уступив место новой вере и новой идеологии. Ко времени Августина античный скептицизм уже выполнил свою миссию. Античная система идеологических ценностей была в основном сокрушена. Теперь он должен был сойти со сцены и дать дорогу христианскому авторитаризму. В этих условиях скептизизм лишился своего смысла и становился реакционным, а его преодоление — жизненно важным делом. Спустя много столетий, когда развитие действий на исторической сцене потребует смены декораций, снова явится разрушительное сомнение и уже с полным правом приментся за свою черновую работу — расчистку сцены для воздвижения на ней реквизита новой идеологии. В разных функциях и в разной мере к этой работе будут приобщены Эразм и Монтень, Бэкон и Декарт, Бейль и Юм. Таким образом, скептицизм предшествует авторитарной эрохе и провожает ее. Он своего рода герольд, возглашающий начало и конец царства жестокой идеологической дисциплины. Августин стоял в начале царства духовной деспотии. Созданное им в борьбе со скептицизмом учение об объективности истины и достоверности знания было фундаментом, на котором могло держаться восходящее к небесам здание средневековой идеологии. Что могло быть для этой идеологии опаснее сомнения, расшатывающего самый фундамент такой громадины?! Недаром для всего средневековья сомнение и скептицизм были снонимами духовной неполноценности и дьявольского искушения, идейного предательства и опасного ревизионизма. Одним словом, скептицизм в средние века был противозаконен».